my name
my biography
my family
my life
my job
contact me
my name

Михаил

За Михаилами прочно установилось сопоставление их с медведем, как и, наоборот, общеусвоено имя этого последнего - Мишка. Это уравнивание Михаила и косматого зверя делается по признаку неповоротливости, неуклюжести, некоторой растрепанности. И этот признак взят как почва для сравнения не без основания. Однако сравнение, то же самое сравнение, может быть принято и на основании другого, даже других, признаков - мало того, по некоторому формальному соотношению нескольких признаков, вместе взятых. Этим устанавливается уже более глубокое сродство или формальное подобие типа человеческого и типа звериного.

Тот другой признак, который необходимо иметь в виду, будем ли мы говорить о Михаиле или о медведе, есть горячность. Медведь - добродушный увалень, но он же и весьма ловок и яростен, когда придет время. Характерна для него не просто его неповоротливость и тяжеловесность, а двойственность его природы, окружившей внутреннюю яростность тяжелым мохнатым обличьем. Так же и в Михаиле: было бы крайней ошибкой думать о вялости его темперамента, о внутренней медлительности и заторможенности душевных движений. Вопреки обычному толкованию, Михаил вовсе не флегматик, и стихия его отнюдь не вода, а огонь, благодетельно ли греющий или яростно жгучий, но сухое и горячее начало, а не влажное и холодное. Но тело его, то есть и физическое, и душевное тело, разумея под телом всю организацию органов, орудий и средств проявления внутреннего движения вовне в мире, - все то, что делает из "в себе и для себя бытия" - "бытие для другого", - тело Михаила не поспевает за внутренними его движениями. Не только безотносительно оно мало податливо в сравнении с подвижностью пламени, которое внутри, но и уступает в послушности телам других имен. Это - тело большой инерции и большого внутреннего трения, оно отстает от велений, идущих изнутри, и выносит их наружу со значительным опозданием. Если же внутренние смены очень быстры, то такое тело своей инерцией просто гасит внутренние движения и, несмотря на их силу, являет их вялыми и заглушенными, может даже вовсе не проявить, если внутренние вибрации следуют друг за другом слишком для него скоро. Требуется длительное внешнее впечатление, чтобы отклик на него сумел прорваться сквозь малопослушные среды, управляемые Михаилом. Но если уж это раздражение длилось долго, то реакция на него прорывается как взрыв или вулканическое извержение, мощное, неукротимое и стремительно быстрое, вопреки расчетам окружающих.

Тугой, тяжелый, может быть заржавелый, механизм управляется Михаилом, и неминуемы соответствующие последствия - медлительность и неровность хода, трудность тонких движений, усталость самого управителя. Но это не означает таких же качеств Михаил самого в себе, по внутренней его жизни. В целом же характерна указанная противоречивость внутреннего и внешнего. Вероятно, так же именно следует представлять себе и строение зверя, с которым Михаил сравнивается.

По своей природе имя Михаил - противоположность земной косности с ее и враждебным, и благодетельным торможением порывов и устремлений. И, попадая на землю, это имя живет на ней как чуждое земле, к ней приспособляющееся и не способное приспособиться. Михаил - одно из древнейших известных в истории имен. Ни за много тысяч лет своего пребывания на земле оно остается откровением на земле и не делается здесь своим, хотя и обросло житейскими связями и бытовыми наростами. Этому имени трудно осуществлять себя в земных средах, слишком для него плотных. Птице, если бы она и могла как-нибудь просуществовать на дне океана, не летать под водой на крыльях, приспособленных к гораздо более тонкой стихии - воздуху. Так же и небесное существо, Михаил, попадая на землю, становится медлительным и неуклюжим, хотя сам в себе несравненно подвижнее тех, кто его на земле окружает.

Небесное - не значит непременно хорошее, как и земное - не значит плохое. Деление по нравственной оценке идет накрест делению по характеристике онтологической. Михаил сам по себе, в порядке нравственном, еще не плох и не хорош, а может стать и тем, и другим. Но каким бы ни стал он, в плотных и вязких земных средах двигаться ему и осуществлять свои решения затруднительно, он здесь неуклюж и неудачлив, даже если бы и продал себя миру, даже если бы направил свои усилия на приспособление к нему. Михаилу требуются большие внутренние усилия и соответствующее напряжение воли, чтобы достигнуть в мире желаемого. Ему приходится карабкаться, прежде чем долезть туда, куда большинство других приходит легко и почти не задумываясь. И потому Михаил чувствует себя незадачливым и винит в этом мир, косный и неотзывчивый, но на самом деле получающий от Михаила мало доступные ему, миру импульсы. Михаил либо с горечью, если он хорош, либо со злобой, когда он плох, обличает мир в косности, справедливо отмечая это свойство мира, но несправедливо не считаясь с ней именно как со свойством, без которого мир не был бы миром. Попав с неба на землю, Михаил, светлый или темный ангел, одинаково жалуется, что земля - не небо, и не то не понимает, не то не хочет понять, что он уже не на небе и что земле свойственна законная и в общем порядке мироздания благодетельная, тяжесть, плотность и вязкость. Между тем Михаил требует эфира, который бы мгновенно выполнял его добрые или злые волеизъявления.

В самом себе Михаил, как указано, полон энергии. Однако со стороны он представляется медлительным, мешковатым, излишне копотным. Он разбивается в мелочах, словно не умея отличить важное от неважного и смело провести главные линии. Его дело загромождается частностями, которые лишают основной замысел цельности и понятности, или, по крайней мере, представляются таковыми. Поэтому дело Михаила, несмотря на значительность вложенных в него усилий, обычно бывает малодоступно и не находит себе полного признания и полной оценки. Отсюда неудовлетворенность самого Михаила, а то и раздражение, и гнев на несоответствие усилий и внешнего признания и успеха. В одних случаях Михаил благодушно терпит это несоответствие, прощая его миру, ввиду общей своей уверенности, что люди нечутки, неблагодарны и корыстны. В других случаях он впадает в мизантропию, жалуется, гневается, но, обычно, не добиваясь успеха и признания в желаемой мере.



© Michael Kunitsyn 2002-2018
Design by Aleksej Prokofiev, 2002